Рерихи находятся на острове Монхиган (штат Мэн).

18.VII.22

Дивный разговор имела с Е.И. о ее жизни, когда она вышла замуж. Она мне много рассказала о себе, своих мечтаниях, о том, как много читала и как много дала своему мужу, уведя его из школы старых форм на новый путь, развив в нем стремление читать книги по духовным и религиозно-философским вопросам и потом направив его мысли на то, чтобы он начал писать статьи, стихи.

В тридцать лет Н.К. был уже директором Школы [Общества Поощрения] Художеств. Пришлось ему перенести много интриг и неприятностей. Бывало, на собраниях совета директоров он сидел и молчал, все слушал, все переносил, а как приходил домой — ей до трех часов ночи приходилось его успокаивать, пока он ей все рассказывал, не скрывая перед ней своих огорчений и волнений. Приходилось ей зажигать его дух, направлять мысли, создавать новый путь, и он шел за нею, понимая ее дух и чуткость. Мудр он был всегда, но была в нем нерешительность, иногда человеческая слабость, и много пришлось побороть Е.И. Без нее, его жены, не было бы Рериха как великого художника и человека.

Сегодня, после завтрака, Юрий рассказывал о своих и Светика проделках в гимназии и университете. Е.И. говорит, что Светик пошел в нее всеми своими проказами. Когда она была девочкой, очень любила устраивать разные пакости, например, раз вошла в комнату гувернантки, влезла в корзину от грязного белья и взяла в руки гармонику. Гувернантка вечером пошла спать и вдруг видит, что корзинка медленно идет на нее и издает очень странные звуки. Та — в крик, убежала, а когда все сбежались, корзина стояла среди комнаты пустая. Потом Е.И. с кузеном зашли в сарай, где стригли овец, подкрались сзади и открыли дверь. Все овцы разбежались, и их около недели пришлось искать. Набросали немке-гувернантке шиповнику в кровать, та вечером легла спать и, конечно, подняла крик. Домашние всегда знали источник этих проделок и ее с кузеном Степой¹⁾ примерно наказывали.

Е.И. вчера ночью ясно слышала голос Мастера, который ей сказал: “Пора, пора уже вам податься из чужой Америки”. Она мне рассказывала видение-сон, которое видела пару месяцев тому назад в Нью-Йорке. Обстоятельства у них были, между прочим, довольно затруднительные. Она увидела, что стоит в громадном Храме, в котором находилось несколько людей и между ними — М.М., стоящий с нею рядом у Алтаря. Над Алтарем струится дивный свет из радужных лучей. Вот М. отходит от нее, подходит еще ближе к Алтарю, делает какие-то знаки (не то заклинания), свет еще усиливается, наполняет весь Храм, и раздается дивная, грандиозная музыка. Когда она потом проснулась, то у нее дней пять вся душа пела.

Потом Е.И. рассказала другой сон, как она очутилась у подножия башни, где живет М.М. Башня очень высокая, из желтого камня, как бы песчаника, с черными железными скобами вроде буквы “Т” в ней. Башня сужалась кверху, Е.И. подошла к ней вплотную и верхушки ее не видела. А за башней виднелось ярко-синее небо. Этот сон был в Лондоне.

Было у Е.И. еще несколько поразительных снов. Один ей приснился, когда ей было особенно тяжело, она была тогда невестой Н.К. Мать и родня были против этого брака и хотели, чтобы она с ним рассталась. Раз она легла спать и перед сном подумала: “Господи, хоть бы папа пришел и помог мне решить”. Ей приснился отец, который пришел к ней и говорит: “Успокойся, Ляля, все будет решено к Вознесению”. Потом отец пошел на высокую гору, она — за ним и видит, оглядываясь, что вся их огромная семья идет за ними. Пришли они на гору, на ней — высокий шест. Отец ухватился за этот шест и вдруг провалился вниз — в бездну. Е.И. чувствует, что ей надо прыгать за ним и спасти его, но вместе с тем сознает, что если она прыгнет, то умрет, а ей умирать не хочется. Она оглядывается — за ней идут мать и дядя. Она и говорит: “Дядя, прыгай за папой”. Тот прыгнул, она проснулась. Действительно, вскоре всё в семье пошло на лад в отношении Н.К., и его признали женихом. А дядя этот вскоре умер, а за ним и ее мать.

Потом, уже когда она была замужем, ей приснилось, что сидят они за столом, а рядом с нею тетя Стася, которая вся как бы фосфорически светится, будто разлагающийся труп, и говорит ей: “Ляля, как тяжело мне всех оставить”. Она утром просыпается, вызывает эту тетю по телефону, а дядя подходит и говорит: “Тете этой ночью было очень плохо, мы уже доктора позвали”. А через пять дней та умерла. <…>

Раз мать Е.И. ехала с ней на извозчике, потом вышла и пошла вперед, а Е.И. за ней. И она ясно почувствовала, что мать — уходящая тень. Та действительно через неделю захворала и, проболев несколько месяцев, умерла.

Перед смертью отца Е.И. зашла на кухню к старой прислуге, жившей у них около двадцати лет, и говорит: “Лиза, папа умрет”. Так и случилось через пару дней. Между прочим, отец Е.И. приходит к ней во сне перед какими-нибудь событиями и дает советы и указания. Тяжело было Е.И., когда за ней ухаживал Н.К. Мать и родня были против. Тогда же ухаживал за ней видный, богатый человек из прекрасной семьи, гусар, и мать хотела, чтобы Е.И. вышла за него. Но она чувствовала, что ей нужно выйти замуж за Н.К., человека более чистого из всех, с которым она будет истинно счастлива. Ей не позволяли с ним встречаться, следили за ней. Наконец, когда она уже была его невестой, пытались все между ними расстроить. Увезли ее за границу, а он за ними ездил в Ниццу, оттуда в Милан, наконец их с матерью вызвали в Россию. Н.К. получил в это время должность секретаря при Великой Княгине. Имя его уже тогда стало очень известным в России, картина его была куплена для Третьяковской галереи. Конечно, семья уже ничего не говорила против, и они повенчались. Но много тяжелого ей пришлось перенести: борьбу с матерью и родней.

Она спросила М.М.: отчего она должна была готовить и делать всю черную работу, которую она делала зимой? М.М. ответил, что это важно для других, которые увидят, что у них [Рерихов] были не только богатство и обеспеченность, но часто и лишения, и критические положения, но они не отступили от пути.

Вчера вечером Е.И., Н.К. и я пошли гулять и пришли к пастбищу быка, а перед нами через калитку прошли две барышни. Н.К. и говорит: “Масенька (или “мамочка”, как он называет Е.И.), не ходи туда, пожалуйста, там бык”. Е.И. отвечает: “Да ведь быка нет”. Н.К. говорит: “Он сейчас выйдет из-за той горки, как только мы зайдем”. Е.И.: “Но неужели тебя не манит? Смотри, там чудесные скалы”. Н.К.: “Нет, нисколько не манит, там бык”. Е.И.: “А вот прошли же барышни там”. Н.К.: “Так это скотницы, наверно”. Так мы ушли и хохотали ужасно.

На прогулке они всегда держат друг друга за руку. Так прекрасно они любят друг друга, такая нежность в обращении, такая чуткость в понимании и столько преданности во взгляде, когда смотрят друг на друга. Более прекрасной и гармоничной любви между мужем и женой я не видела. <…>